Его густые ресницы опускаются, скрывая от меня голубые глаза.
- Ей был нужен физический контакт. Боли были слишком много. Так что она держала меня за руку скорее ради отвлечения.
Широкая грудь Грей вздымается и опадает, пока он медленно дышит, пытаясь взять себя в руки. Он с трудом сглатывает, и я опускаю ладонь на его руку, уверенно сжимая.
- Однажды я взял ручку и сказал ей прочитать мне лекцию. Она часто делала подобное для меня, делилась своим видением красоты математических теорем, доказательств, функций и уравнений, - он неуверенно смеется. - Они служили мне сказками на ночь.
Рука Грея сжимается в кулак, и мышцы его предплечья напрягаются.
- Она писала у меня на руке. Каждый раз. Я смывал это все, а она начинала заново. Эти татуировки. Это ее последние... Я попросил кое-кого вывести их чернилами. Чтобы сохранить.
- Они красивые, - я не думаю, просто поднимаю его руку и оставляю нежный поцелуй на мягкой коже.
Его предплечье напрягается еще сильнее, и я обнаруживаю, что Грей смотрит на меня широко открытыми глазами. В них мерцает боль с примесью тоски. Я чувствую эти же эмоции - эту потребность в ком-то, кто понимает, какой пустой может быть жизнь, если ты остался один в собственной вселенной.
Несколько секунд Грей не отрывает от меня глаз, а затем прочищает горло.
- Черт, Мак, ты доведешь меня до слез, как какого-то сопливого малыша, - он криво усмехается мне.
И я вторю его улыбке, отпуская руку Грея и откидываясь на свое сидение.
- Что ж, безумно сложная математика для тебя как раз плюнуть, а? Ты никогда не говорил мне, какой у тебя профилирующий предмет, - думаю, это не то, чего я ожидала.
Грей отводит глаза и откусывает супер-большой кусок курицы.
- Машиностроение и нанотехнологии, - бормочет он, пытаясь прожевать еду.
А я давлюсь своим напитком.
- Святое дерьмо, - говорю я, когда снова могу дышать.
Грей просто пожимает плечами.
- Как, черт побери, у тебя хватило времени на двойную специализацию, да еще и на достижения в футболе?
Он немного съезжает на своем сидении.
- Я добавил нанотехнологии, чтобы все было интереснее.
- Потому что машиностроение тебе показалось слишком посредственным? - пищу я.
Он возится со своей салфеткой.
- Ага, ну... Как я и говорил, это легко мне дается. И я правда хотел узнать больше в области нанотехнологии. Знаешь, сколько крутого дерьма разрабатывают на этом поприще? Когда ты начинаешь понимать иерархические архитектуры наноструктур... - он внезапно замолкает, а его лицо немного краснет, словно его самого пугает сказанное. Может, он и правда боится, но и любит.
- Ты мог бы поступить в университет Лиги Плюща, верно? - спрашиваю я.
- У этого университета самая лучшая программа для футболистов и очень достойное отделение физики, - отвечает он, пожимая плечами. - Ничего особого.
Я гляжу на него, совсем не понимая, зачем он пытается скрыть свой интеллект. Очевидно, парень думает, что я стану его судить; он хмурится, а его руки сжимаются в кулаки.
- Ты не спросишь, почему я рискую, играя в эту тупую спортивную игру, когда могу достичь большего?
- Я бы не стала о таком спрашивать. Я знаю, что в футбол играют не только дураки.
Он немного расслабляется. А затем проводит рукой по своим блестящим волосам.
- Прости. Я обидчив. Мне не нравится, когда ко мне проявляют чрезмерное внимание. То есть, я чертов номер 66. Я звездный игрок команды, выигравшей чемпионат. У меня и так достаточно всего и можно не заморачиваться о собственном IQ, - он смеется, но не весело. - В любом случае, я люблю футбол. Люблю математику и науку. А учась здесь, я могу заниматься всем разом. И если футбол не приведет меня к успеху, я знаю, что смогу построить хорошее будущее, работая в области нанотехнологий.
- Приуменьшение года, Кексик, - под столом я толкаю его ногу своей, и он расслабляется окончательно.
- Итак, что собираешь делать ты, Айви Мак, оказавшись дома?
Мы обсудили столько вещей, но ни разу не затрагивали тему планов на будущее. Почему-то и я, и Грей были больше сосредоточены на настоящем. Думаю, так проще было общаться друг с другом. Но сейчас, когда мы оказались лицом к лицу, и он спрашивает о моих планах, беспокойство словно опухоль нарастает в моем животе. Я продумала свою жизнь наперед, но прямо здесь и сейчас мне не хочется размышлять об этих намеченных планах.
Потому я вытираю руки о салфетку, а затем долго пью лимонад.
- Технически, я не дома. Знаешь, последний год я провела с мамой, обучаясь, как руководить одной из ее булочных? - моя мама - первоклассный пекарь. Она владеет и руководит тремя очень успешными булочными в разных районах Лондона, специализируясь на хлебе и тортах.
Грей кивает, а я делаю вдох, ощущая, как мои внутренности холодеют.
- Весной я вернусь в Лондон, чтобы взять на себя управление одной из ее магазинов в Ноттинг Хилле, - после пекарни в Челси, это ее самый прибыльный магазин. Позволить мне ним руководить - большая ответственность и огромное проявление доверия.
В ответ на мои слова следует гробовая тишина. Грей хмурится, словно не расслышал меня, но потом его грудь приподнимается от вдоха, и он откашливается.
- Ты снова уедешь? Жить в Лондон?
- Ага.
Он поворачивается к окну, и солнечный свет падает на половину лица Грея, отчего некоторые линии его носа и скул становятся менее выразительными. Изгиб его нижней губы искажается, когда парень сжимает челюсти. А затем он снова поворачивается ко мне.
- Когда ты собираешься вернуться?
- В марте, - под столом мои пальцы сжимают жирную салфетку. - Я специализировалась в сфере бизнеса. Плюс, мне всегда нравилось печь. А тут все в одном. И таким образом я смогу быть больше времени с мамой. Она была так счастлива провести со мной весь прошлый год.